Чувство невыплаченного долга. Главные последствия кризиса еще впереди, стратегия Кремля неясна - «Экономика»
По информации Банка России, только за один день 9 апреля структурный профицит ликвидности банковского сектора снизился на 1 трлн с лишним рублей - подобное случается уже третий раз за месяц. Тем временем по очевидным причинам обрушился рынок потребительских товаров, а попытки Минфина занять денег на рынке облигаций терпят неудачу. Все это происходит на фоне больших долгов, накопленных гражданами и предприятиями при падении рубля и цен на нефть. Хватит ли российских резервов — до сих пор открытый вопрос. Тем временем растут потребительские цены (а «Единая Россия» предлагает Мишустину заняться их регулированием). Меж тем планы правительства по стабилизации ситуации по-прежнему неясны. The Insider подводит первые рыночные итоги коронавирусного карантина и рассматривает варианты развития событий.
Перестали одеваться и начали пить
Аналитики Сбербанка подвели итоги первой нерабочей недели с 30 марта по 5 апреля. Оказалось, что расходы на покупку товаров и услуг за неделю снизились на 23%. Оплата услуг банковскими картами упала на 59%. Потребительские товары тоже остались без покупателей. Динамика продаж одежды и обуви — минус 94% по сравнению с сопоставимой неделей прошлого года. По мебели и предметам интерьера — минус 81%. Электроника и бытовая техника – минус 58%. Авиабилеты, туристические путевки и места в отелях практически перестали продаваться еще в марте. С начала апреля без клиентов остались сегменты «спорт», «развлечения», «салоны красоты».
И лишь на четыре вида покупок люди стали тратить больше. Во-первых, конечно же на алкоголь (плюс 31% к сопоставимой неделе прошлого года) — «причем без характерной внутринедельной сезонности», отмечается в пресс-релизе Сбербанка. Понятно, о чем идет речь: раньше многие выпивали в пятницу вечером и на выходных, а теперь привычное чередование работы и отдыха сломано. Во-вторых, цифровые товары (плюс 17%). Онлайн-кинотеатры, издатели видеоигр, сервисы дистанционного обучения и до пандемии быстро наращивали доходы, а теперь переживают бум. В-третьих, на 15,5% к прошлому году выросли расходы по статье «лекарства и медицинские товары». Наконец, продуктовые магазины показали рост на 9%.
С едой вышло так, что одновременно выросли и цены, и объемы закупок. Согласно сводке Росстата от 6 апреля, семь видов продовольствия за неделю подорожали больше чем на 3%: лук, капуста, морковь, картофель, гречка, куриные яйца и сахар-песок. В Камчатском крае цены на гречку подскочили за неделю на 21%. Естественно, это эффект ажиотажного спроса — народ копит запасы на случай длительной изоляции. А может быть, и в предвидении снижения доходов.
С едой вышло так, что одновременно выросли и цены, и объемы закупок
Печальный статус статистики
Эти новости совпали по времени с очередной публикацией индекса потребительской уверенности от того же Росстата — в первом квартале 2020 года он, оказывается, увеличился на 2 процентных пункта по сравнению с последним кварталом 2019-го и достиг лучшего значения за полтора года. Доля респондентов, полагающих, что в ближайший год экономическая ситуация в России станет лучше, в 4-м квартале прошлого года была 16%, а в 1 квартале текущего — 20%. А пессимистов было 29%, стало 27%, как ни крути — растут индексы положительных ожиданий! Увы, эта насмешка над здравым смыслом отражает лишь тот факт, что собранные в феврале данные «за первый квартал» к моменту публикации в начале апреля успели безнадежно устареть.
И это относится почти ко всей публикуемой сегодня статистике.
Об объемах производства и социальных показателях у нас есть только февральские цифры. Об исполнении федерального бюджета есть отчет на 1 марта, а оперативные данные об итогах первого весеннего месяца будут, скорее всего, опубликованы в середине апреля. Тогда-то дыра в бюджете и начнет обнаруживаться. И отнюдь не только в виде выпадения нефтегазовых доходов. Ведь ряд отраслей испытали заметное падение прибыли и добавленной стоимости уже в марте. По поступлениям от пошлин на импорт тоже, очевидно, выйдет недобор. А расходы бюджета подскочат.
Призрак бюджетной дыры
Конечно, сейчас не 90-е годы, и дыра в бюджете не будет столь убийственной, как тогда. Теперь у России нет большого государственного долга, а есть резервные фонды. И в 2008–2009, и в 2014–2015 годах кризисы успели завершиться задолго до того, как эти резервы приблизились к исчерпанию. И сейчас тоже так вроде бы должно быть. Только вот тяжесть проблем, нависших над экономикой, уже сейчас вполне сопоставима с этим запасом. Минфин недавно отчитался, что на 1 апреля 2020 года ликвидные активы Фонда национального благосостояния (ФНБ) составили 9,8% ВВП (11 трлн рублей, или 142 млрд долларов). А бывший глава Минфина и нынешний глава Счетной палаты Алексей Кудрин заявил, что общий объем дополнительных государственных расходов «должен быть не менее 7% ВВП».
А где семь, там и десять недалеко. Прецеденты известны. В 2009 году, по словам Кудрина, государство потратило на чрезвычайные антикризисные программы около 10% ВВП. Бюджетный дефицит в размере 10% ВВП — крайняя безответственность, но в нашу эпоху такое временами позволяют себе даже образцовые страны. Например, в 2009 году ниже этой планки опустились США, Япония, Великобритания, Испания, Ирландия. Иными словами, проесть легендарную «кубышку» можно в один присест.
Влезет ли государство в долг?
Что тогда? Снова государство-должник? На самом деле, согласно процитированному комментарию Кудрина, занимать придется задолго до исчерпания ФНБ. «Очевидно, что такие дополнительные объемы поддержки нерационально финансировать только за счет ФНБ. Соответственно, можно рассматривать и увеличение государственного долга посредством дополнительной эмиссии государственных ценных бумаг», — сказал он РБК. На какую сумму? По оценкам ряда экспертов, из ФНБ может быть потрачено около 2 трлн рублей. От прогнозируемого ВВП (113,6 трлн рублей согласно закону о бюджете) это составляет примерно 1,8%. Получается, чтобы добрать до кудринских 7%, правительству надо привлечь займов еще на 5,2% ВВП (около 5–6 трлн рублей).
Кудрин: "Можно рассматривать и увеличение государственного долга посредством дополнительной эмиссии государственных ценных бумаг"
Есть ли в этом какая-то проблема? Государственный долг России сравнительно невелик и останется небольшим, даже если вырастет с нынешних 14% до 19% ВВП. Иностранные инвесторы российских облигаций покупать не будут из-за санкций, но есть и инвесторы внутренние. За годы благоприятной макроэкономической ситуации российское правительство как бы приучило их к мысли, что хотя и не нуждается в займах, но из любезности согласно иногда брать у них небольшие деньги.
Например, 26 февраля 2020 года Минфин разместил пятилетние облигации федерального займа (ОФЗ) на 9 млрд рублей с доходностью 5,84% годовых — это примерно как проценты по вкладам в Сбербанке. На 8 апреля было намечено еще три подобных аукциона, но с ними вышла небольшая неожиданность. На первом аукционе Минфин попытался занять на 8 лет 10 млрд рублей, а получил только 5,4 млрд, зато всего лишь под 3% годовых. На втором аукционе Минфин попытался занять на три с половиной года 20 млрд рублей, а получил 16 млрд, уже под 6,45% годовых. О третьем же аукционе было опубликовано сообщение, что он «признан несостоявшимся в связи с отсутствием заявок по приемлемым уровням цен». Реально ли такими темпами занять 5–6 трлн?
О чем думают в банках. Пропавшие полтора триллиона
Между тем, по данным Центрального банка, в этот день, 8 апреля 2020 года, структурный профицит ликвидности российских банков превышал 3,6 трлн рублей, а 2,7 трлн рублей банки просто хранили на депозитах в самом ЦБ. Отчего же они не одолжили малую часть этих денег Минфину? Ведь коммерческие банки держат избыточные резервы на практически бездоходных депозитах в ЦБ, только если не могут найти им лучшее применение. В данном случае, по-видимому, этот двухтриллионный запас — дополнительная страховка на случай массового невозврата кредитов, выданных банками российскому бизнесу (примерно 35 трлн рублей) и частным лицам (более 19 трлн рублей).
Любопытно, что уже к началу следующего дня, 9 апреля, сумма депозитов коммерческих банков в Банке России упала до 1,2 трлн рублей. Больше половины, почти 1,5 трлн рублей, было изъято за один день. Это не первый случай столь массового оттока ликвидности из Центробанка, но все же такие триллионные разовые изъятия довольно редки. В 2017 году такого вообще не было, в 2018-м изъятия на сумму свыше 1 трлн отмечались 11 января и 11 октября, в 2019-м — 7 февраля и 13 мая. А в 2020 году это уже третий случай — предыдущие были 12 марта и 26 марта, теперь вот 9 апреля. Можно даже говорить об определенной регулярности — явление происходит раз в две недели, по четвергам или средам. Любопытно, повторится ли нечто подобное 25 апреля?
Одновременно с исчезновением полутора триллионов рублей с депозитов коммерческих банков ЦБ на сопоставимую сумму выросли корреспондентские счета этих банков в Банке России. Поэтому, хотя Центральный банк и отражает эти операции как уменьшение структурного профицита ликвидности банковского сектора, фактические запасы ликвидных средств у банков не испытали резкого снижения.
В ожидании шторма
Основной фактор уязвимости российской экономики — это большие долги граждан и предприятий, которые годами росли на фоне стагнации доходов и производительности. В этом отношении ситуация гораздо серьезнее, чем в 2008–2009 годах, когда по-настоящему закредитован был только крупный бизнес. Рано или поздно это должно было вызвать острую тревогу и серию финансовых потрясений по принципу домино. Пандемия COVID-19 и разрыв сделки ОПЕК+ послужили спусковым крючком, но экономический кризис к ним не сводится.
Нормализация экономической жизни в России невозможна без того, чтобы задолженность граждан и бизнеса снизилась и ее дальнейшая динамика стала соответствовать динамике реальных доходов. К этому ведут три пути: два рыночных и один связанный с государственным контролем.
Первый рыночный путь состоит в том, что должники постепенно возвращают старые долги и не делают новых. В итоге полностью восстанавливается их платежеспособность, а вместе с ней и потребительская уверенность. Это экономия, ограничение расходов, затягивание поясов. Опубликованные Сбербанком данные о снижении потребительских трат означают, что многие граждане встали на этот путь. Кто-то добровольно, кто-то вынужденно. Это довольно грустная тенденция для продавцов одежды и мебели, для владельцев развлекательных заведений.
Второй рыночный путь — массовые банкротства. Банкроты будут освобождены от платежей по долгам, но также и от значительной доли имущества (у кого оно есть). Имущество перейдет к кредиторам и к тем, кто своевременно накопил достаточные запасы свободных денег. Для людей, годами отдающих на оплату кредитов значительную долю своего дохода, банкротство действительно может быть облегчением. Для предприятий банкротства означают, что перспективные, но обремененные долгами бизнесы станут успешнее развиваться в руках новых хозяев, а бесперспективные будут закрываться, проходя болезненную реорганизацию и перепрофилирование. Для множества людей это может означать потерю работы и большие трудности в переходный период.
Российские власти боятся как социальной напряженности, так и масштабного, децентрализованного, не ими организованного перехода собственности из рук в руки. Поэтому они склоняются к третьему пути — нерыночным решениям проблемы, которые могут быть довольно разнообразны. Меры, объявленные на сегодняшний день, во многом сводятся к обещаниям раздач за счет бюджета. Пока неясно, кто действительно должен выиграть, а кто проиграть за счет этих раздач, а также хватит ли их на то, чтобы предотвратить или хотя бы существенно смягчить потрясения, связанные с рыночными сценариями адаптации.
Если возможностей бюджета не хватит, может быть задействован печатный станок. Не исключается девальвация рубля: ведь в 2008-2009 и в 2014–2015 годах вслед за падением нефтяных цен происходило именно это. Однако пока совершенно неясно, входит ли это в планы российских властей. Главная неопределенность здесь связана с тремя вопросами. Будет ли существенное увеличение рублевой денежной массы? Будет ли всплеск панического спроса на иностранную валюту? Будет ли Банк России в случае такого всплеска решительно расходовать свои международные резервы, чтобы удержать курс рубля? Все три составляющих уравнения остаются неизвестными.
Наконец, нельзя исключать, что власти пожелают, чтобы массовое перераспределение имущества происходило не через рынок, не через бюджет и не через ЦБ, раздающий свеженарисованные рубли, а иными, чрезвычайными и необычными мерами. Признаков этого подхода уже довольно много. Требовать от работодателей, чтобы они содержали своих сотрудников, но не использовали их труд, — это способ помочь одним гражданам за счет других, не вовлекая в дело государственные финансы. Принудительные кредитные каникулы и моратории на арендную плату — из этой же области. Такие решения, как правило, принимаются в спешке, без просчета возможных побочных последствий. Они делают ситуацию в экономике особенно непредсказуемой и хаотичной, в связи с чем ожидания людей будут становиться все мрачнее.
